— Я пришел не чтобы играть в ваши игры, Рэддинг. Если вам нечего мне сказать, мне незачем здесь оставаться, — Бриггс склонился вперед. — Может, вам будет лучше, если я уйду, — он говорил также тихо и мягко, как Рэддинг.
— Давайте, — ответил Рэддинг. — Уходите. Думаю, мы оба знаем, что вы не совсем мой тип. А вот прелестная агент Стерлинг…
Было заметно, как напряглись мышцы на шее Бриггса, но он не сорвался. Вместо этого, он вынул из папки фотографию и положил её на стол. Он подтолкнул снимок вперед, но так, чтобы Рэддинг не смог до неё дотянуться.
— Ладно, — очарованно произнес Рэддинг, — интересный поворот событий.
Он потянулся за фотографией, но Бриггс забрал её. Он вернул фотографию в папку и встал. Я не сразу поняла, что только что произошло. Допрос был записан почти сразу после смерти первой жертвы. И я была готова поспорить, что Бриггс только что показал Рэддингу тело Эмерсон.
Я видела в глазах убийцы желание увидеть его снова.
— Говорят, подражательство — сама настоящая форма лести, — Рэддинг больше не глядел на лицо Бриггса. Он не сводил глаз с папки.
— Где вы её нашли?
Бриггс не сразу ответил, но, в конце концов, сказал достаточно, чтобы лишь усилить любопытство Рэддинга.
— Колониальный Университет. Газон ректора.
Рэддинг фыркнул.
— Показуха, — сказал он. — Неряшливая работа.
Он всё ещё не отрывал взгляда от папки. Он хотел увидеть фотографию. Хотел изучить её.
— Ответьте на мои вопросы, — ровным голосом сказал Бриггс, — и я отвечу на ваши.
Бриггс полагался на нарциссизм Рэддинга. Он считал, что мужчина захочет узнать об имитаторе всё, что только можно. Но тогда Бриггс не знал того, что мы знаем сейчас — что Рэддинг не критиковал работу подражателя. Он искал в теле девушки отражение совей собственной гнусности. Он был учителем, оценивающим работу своего лучшего ученика.
— Мне плевать на всё, что вы можете сказать, — Рэддингу всё-таки удалось отвести взгляд от папки. Он откинулся на спинку своего металлического стула, насколько это ему удалось с прикованными к столу руками. — Но вполне возможно, что я знаю кое-что, имеющее отношение к этому делу.
— Докажите, — Бриггс бросил ему вызов — но пользы это не принесло.
— Я хочу поговорить с моим сыном, — решительно сказал убийца. — Вы не пускали его ко мне на протяжении пяти лет. С чего бы мне вам помогать?
— Из-за просто человеческой морали? — сухо предположил Бриггс. — Может, будь в вас что-то человеческое, ваш сын захотел бы увидеться с вами.
— «Не верь, что звёзды умеют пылать, — нараспев произнес Рэддинг. — Что движется солнце, понять не пытайся. Они далеко, они могут солгать…
Бриггс закончил цитату за него.
— Но только в любви моей не сомневайся». Шекспир.
Он встал и принялся собирать свои вещи, ставя точку в разговоре.
— Вы не любите никого, кроме самого себя.
— А вы не можете выбросить это из головы, — Рэддинг снова улыбнулся, безмятежный и надменный. — Хотите, чтобы я заговорил. Я заговорю. Расскажу о тех, кто писал мне и о том, кто плохо себя вел. Я выложу всё, что вы хотите знать — но говорить я буду только с Дином.
Экран потемнел. Рэддинг и Бриггс исчезли, и сцена переменилась на похожую, вот только на этот раз напротив Рэддинга сидел Дин, а рядом с ним — Бриггс.
— Дин, — Рэддинг наслаждался этим словом. — Вы доставили мне подарок, агент Бриггс, — сказал он, не отрывая взгляда от Бриггса. — Однажды я верну вам долг.
Дин глядел в одну точку, чуть выше плеча своего отца.
— Ты хотел увидеть меня. Я здесь. Теперь говори.
Рэддинг подчинился.
— Ты так похож на мать, — сказал он, заглатывая каждую черту Дина, словно умирающий в пустыне. — Не считая глаз — глаза у тебя мои.
Когда Рэддинг произнес «мои», у меня сжался желудок.
— Я пришел сюда не для того, чтобы говорить о матери.
— Будь она здесь, сказала бы тебе подстричься. И сесть прямо. И хоть иногда улыбаться.
Волосы Дина закрывали его лицо, его глаза сузились в щелочки.
— Не слишком много поводов для улыбок.
— Только не говори, что ты уже потерял вкус к жизни, Дин. В том мальчике, которого я знал, было столько потенциала.
Дин сжал зубы.
Они с Рэддингом глядели друг на друга. После минуты молчания, Дин прищурился и сказал:
— Расскажи мне о письмах.
Именно в этот момент подошли мы агентом Стерлинг. Смотреть на это во второй раз было сложнее: Дин пытается выпросить у отца крохи информации, Дэниел Рэддинг ранит его словами, снова и снова переводя тему на Дина.
— Я хочу узнать тебя, Дин. Чем занимались эти руки на протяжении пять последних лет? Что повидали эти глаза?
Ты знал, что Бриггс придет к тебе, стоит появиться первому телу. Ты знал, что Дин придет, если ты откажешься говорить с кем-либо кроме него. Ты спланировал всё это, шаг за шагом.
— Я не знаю, что мне сказать, — голос Дина стал громче, он напрягся. — Тут не о чем говорить. Это ты хотел услышать? Что эти руки, эти глаза — ничто?
—Они — всё, — на этот раз я разглядела в глазах Рэддинга маниакальный блеск. Он глядел на Дина, а видел только себя — бога, не подчиняющегося законам людей, стоящего выше сочувствия и чувства вины.
Я подумала о карте, которую Бриггс нашел в кармане Трины — король пик.
Рэддинг хотел бессмертия. Он хотел власти. Но больше всего, он хотел обрести наследника.
Почему именно сейчас? — подумала я. — Почему он делает всё это сейчас. Он сидел в тюрьме пять лет. Возможно, ему понадобилось так много времени, чтобы найти кого-то для продолжения своего дела, а может что-то подтолкнуло его к этому?