— Прекрасно, — сдался Джеффри. Он обернулся ко мне. — Брайс в моем классе, — объяснил он. Затем он добавил, обращаясь к Майклу: — Я ассистент учителя.
Майкл ухмыльнулся.
— Мило.
— Ага, — коротко ответил Джеффри. — Мило.
— Это я о твоей бородке.
Майкл как ни в чем не бывало играл волосами Брайс. Я стрельнула в него взглядом.
Джефф мог пригодиться нам, но только не в том случае, если Майкл выбесит его настолько, чтобы его выперли отсюда.
Напряженный момент остался позади и Джеффри видимо решил игнорировать Майкла и Брайс и заняться шоу.
— Добро пожаловать на курс психологии 315: «Чудовище или Человек: Психология серийного убийства».
Голос Джеффри пронесся по аудитории, и я почти услышала мужчину, которому он подражал. Выражение лица Джеффри изменилось, стоило ему начать ходить по сцене и переключать слайды.
Тело.
За телом.
За ним ещё одно тело.
Фотографии по очереди мелькали на экране.
— Люди определяют человечество его достижениями — Матерями Терезами, Энштейнами и среднестатистическими людьми, оказывающимися героями. Когда случается трагедия, когда кто-то совершает ужасные поступки, которые мы даже не можем осознать, мы притворяемся, что этот «кто-то» — не человек. Как будто между нами и ними нет связи, будто среднестатистический человек не может оказаться злодеем. Поэтому мы не можем отвести взгляда от крушения поезда, поэтому смотрим новости, когда показывают тела, поэтому ужаснейшие серийные убийцы на свете получают несколько тысяч писем в день.
Джеффри читал текст. Пусть он и был хорошим рассказчиком, но написал эту речь вовсе не он. Слушая, как Джеффри повторяет его слова, я могла сказать наверняка, что профессор Фогл был необычным человеком. Судя по размеру аудитории, его курс был довольно популярен. Он был рассказчиком. Он был в восторге от предмета обсуждения — и был уверен, что это восхищение разделяло с ним всё человечество.
— Философ Фридрих Ницше говорил, что каждый, кто сражается с чудовищами, должен бороться ещё и с желанием стать одним из них. «Если долго всматриваться в бездну, бездна начнет всматриваться в тебя», — Джеффри остановился на слайде с множеством фотографий — не тел, но людей. Я узнала некоторых из них — их лица украшали стены нашего дома, улыбаясь нам из рамок, вечным напоминанием того, что любой может оказаться одним из монстров, на которых мы охотимся. Сосед. Отец. Друг.
Тетя.
— Чарльз Мэнсон. Джон Уэйн Гейси. Сын Сэма, — Джеффри сделал эффектную паузу. — Тед Банди. Джеффри Дамер. Эти имена что-то значат для нас. В этом семестре, мы поговорим о каждом вышеперечисленном, но начнем с кое-кого поближе к дому.
Все фотографии исчезли, а на их месте появился снимок темноволосого мужчины с такими же темными глазами. Он выглядел нормальным. Самым обычным. Безвредным.
— Дэниел Рэддинг, — произнес Джеффри. Я уставилась на фотографию, выискивая схожесть с парнем, которого я знала. — Я изучал дело Рэддинга на протяжении четырех лет, — продолжил Джефф.
Я расслышала, как Брайс громко прошептала Майклу:
— Под «я» он подразумевает профессора.
Джеффри с двумя «ф» проигнорировал её.
— После того, как за несколько дней до его двадцать девятого дня рождения, его бросила собственная жена, он совершил не менее дюжины убийств. Тела были найдены на его ферме после трехдневных раскопок, последовавших за его арестом. Ещё три жертвы, подходящие под его почерк, были найдены за пределами штата.
На экране появилось фото места преступления. Женщина, умершая уже довольно давно, была подвешена на вентилятор на потолке. Её ноги были связанны. Пол под ней был пропитан кровью. Её кофточка была разорвана, а под ней виднелись порезы — кое-где длинные и глубокие, а в других местах — неглубокие или короткие. Но мой взгляд был прикован к ожогу на её плече, немного ниже ключицы.
В этом месте кожа была ярко-красной, покрывшейся волдырями, с выжженной на ней буквой «Р».
Вот, что отец Дина делал с теми женщинами. Вот, на что он заставлял смотреть Дина.
— Свяжи их. Заклейми их. Режь их. Повесь их, — Джеффри одна за другой показывал нам множество увеличенных фотографий женских тел. — Таким был «модус операнди» Рэддинга, его почерк.
Услышав, как Джеффри произносит термин, я захотела врезать ему. Он не знал, о чем говорил. Всё это было для него лишь фотографиями.
Он не знал, каково узнать, что пропал твой любимый, каково забраться в голову убийцы. Он был всего лишь маленьким мальчиком, играющим в игры, которых не понимал.
— По стечению обстоятельств, — вмешалась Брайс, — именно так называется книга профессора Фогла.
— Он пишет книгу? — спросила я.
— О деле Дэниела Рэддинга, — ответил Джеффри. Он явно не хотел, чтобы кто-то другой стал центром внимания. — Теперь вы знаете, почему его подозревают в убийстве Эмерсон. Её ведь тоже заклеймили.
— Значит, вы были в одном классе. Ты знал её, — мой голос звучал ровно, — тот факт, что Джеффри с такой обыденностью рассуждал об убийстве его знакомой, заставил меня переосмыслить мой первоначальный анализ — может он и был способен на убийство.
Глаза Джеффри встретились с моими.
— Каждый скорбит по-своему, — сказал он. Мне показалось, что на его губах промелькнула едва заметная улыбка.
— Она была в моей группе, — высказалась Брайс. — Для проекта по случаю окончания семестра. Профессор разделил нас на группы. Эмерсон была… милой. Даже веселой. Ну, кто вообще остается веселым на лекциях о серийных убийцах? А вот Эмерсон осталась. Один парень из нашей группы, вы, должно быть, видели его — он прямо колобок. Стоило кому-то заговорить с ним, как он сворачивался в метафорический шарик. Но Эмерсон по-настоящему разговаривала с ним. А Дерек — другой парень из нашей группы — считал себя самым крутым. Ну, знаете, несносный парень, решивший, что, раз он не может понять, кто здесь самый классный, значит это он сам. Такой вот Дерек, но Эмерсон удавалось заставить его заткнуться, просто улыбнувшись.